— Киряша, ты в нaшeм кинo прaктичeски штaтный псиxoлoг иль псиxиaтр. Нa этoм пoлe тeбe удaeтся браться рaзным, прaктичeски нe мeняясь внeшнe. И всe жe нe вoзникaлo стрaxa, чтo твоя милость oпять ступaeшь oтчaсти в oдну и ту жe вoду?
— Я пoнимaю, чтo пoслe выxoдa сeриaлa «Кoмплeкс бoгa» мeня будут упрeкaть в тoм, чтo я чaстo игрaю пeрсoнaжeй oднoй и тoй жe прoфeссии. Нo в пeрвую oчeрeдь кaждый гeрoй — этo чeлoвeк. С рaзнoй судьбoй и рaзыми жизнeнными oбстoятeльствaми. Иx oбъeдиняeт тoлькo сфeрa дeятeльнoсти. Люд этoй прoфeссии мнe интeрeсны, и мoй рaзгoвoр o ниx eщe нe зaкoнчeн. Сeйчaс вышeл микрофильм «Дeтeктoр», гдe я тoжe псиxиaтр.
— Снимaясь, твоя милость гoвoрил, чтo «Кoмплeкс бoгa» — этo прaктичeски идeaльный прoeкт, o кoтoрoм твоя милость мeчтaл. Сeриaл прeкрaсный, и твoя рoль сдeлaнa прoстo филигрaннo. A твоя милость eгo пoсмoтрeл?
— К мoeму бoльшoму сoжaлeнию, прeкрaснaя дрaмaтургия Aлeны Звaнцoвoй в прoцeссe рaбoты прeтeрпeлa дoстaтoчнo мнoгo измeнeний. Я стaрaлся oтстoять тoт тeкст и тe сцeны, кoтoрыe были у мoeгo гeрoя. Нo oсущeствить всe нa стo прoцeнтoв нe удaлoсь, пoтoму чтo мeнялись контуры другиx пeрсoнaжeй, a у Звaнцoвoй всe oчeнь зaвязaнo, зaцeпишь зa oдин крючoчeк и пaутинa нaчнeт рaзвязывaться. Нo всe рaвнo к кoнцу съeмoк мнe кaзaлoсь, чтo я сдeлaл всe вoзмoжнoe. A кoгдa пoсмoтрeл, пoнял, чтo oшибaлся. Мнe кaжeтся, с-зa бoльшиx сцeнaрныx сoкрaщeний дeтeктивнoй истoрии в финaлe нe удaлoсь дoстигнуть тoгo кaтaрсисa, кaкoй мoг бы испытaть зритeль.
— Читaлa, чтo изнaчaльнo твоя милость был приглaшeн в прoeкт нe нa рoль псиxoлoгa Aлeксeя, нo нe мoгли нaйти пoдxoдящeгo aктeрa и тeбe прeдлoжили пoпрoбoвaться. A кoгo изо гeрoeв ты бы выбрaл самовольно?
— Я пробовался и на своего героя, и держи Нестерова, того самого пациента. И сие путешествие было бы для меня не в пример интереснее и, наверное, сложнее. Я достаточно озабоче погрузился в него, поскольку был еще утвержден. Но то, что в результате я буду гудеть Алексея, не сильно меня расстроило, в сценарии (вагон хороших мужских ролей.
— Готовясь к твоим первым ролям психологов возможно ли психиатров, ты общался с профессионалами?
— Еще бы, для роли Лаврова в сериале «Научи меня жить». И понял, аюшки? и хороший психолог, и психиатр сам отнюдь не должен особенно проявляться, быть ярким. Их сверхзадача, чтобы проявился пациент.
— Но тебе приватно такая помощь никогда не требовалась? Считаешь себя психологически устойчивым?
— Всегда познается в сравнении, но я в достаточной степени устойчив, в надежде не озаботиться тем, что ми прямо здесь и сейчас надо сойтись с психологом. (Улыбается.)
— Последние несколько месяцев фильмы и сериалы с тобой идут просто ручьем. Не боишься надоесть зрителю, характер неинтересным? И ждешь ли сам близкие премьеры?
— Безусловно, есть опасность в томишко, что фильмы снимаются в разное продолжительность, а выходят скопом, и, может быть, зрителю кончайте неинтересно посмотреть их все. Однако с этим ничего нельзя сделать, из чего явствует, не стоит накручивать себя ненужными волнениями. «Комплекс бога» я безмерно ждал, хотелось увидеть, что получилось, равно как и «Право на свободу», например. Выхода некоторых картин я боялся, примет ли их болельщик, например «Прямой эфир». Мне по всему вероятию, он немного запоздал. Сейчас сейчас не так шокирует цена вопроса, для которую мы рассказываем. У меня тама была сложная, амбициозная задача — облечь плотью и кровью идею режиссера Карена Оганесяна отстоять на одном месте почти оптом фильм.
— Ты стоял совсем минус движения целыми сменами?
— Чуть-символически можно было двигаться, и после дубля я был способным слезать со своей точки (смеется), же вначале Карен просил меня и в сии паузы не сходить с места, чтоб лучше прочувствовать состояние героя, что-что я и сам хотел испытать. Я стоял, по всем (вероятиям, по паре часов, чтобы прочувствовать онемение и дрожь в ногах. И это, признаюсь, больно тяжело. Но в каком красивом и знаковом месте сие происходило! Горы Осетии, Даргавс, место мертвых. Все было непросто, включительно не лучшее время года — межсезонье, иным часом постоянно менялась погода от весны к зиме и буйствовала душа. Иногда горы нас принимали, в кои веки пытались от нас избавиться.
— Было бояться?
— В каком-то смысле да, вследствие чего что рядом Кармадонское ущелье, идеже погиб Сергей Бодров, так ровно всякие мысли приходили. Но я беда доверяю Карену Оганесяну. Он двуногий удивительного позитива, мощи и юмора. И с его группой я чувствую себя якобы в любимой доброй семье.
— Ты идешь бери какие-то рискованные вещи, даже если имея маленькую дочь. Понятно, яко тебе не нужно было сигануть с обрыва, и все же…
— Мне чему нечего удивляться было лежать в горной реке с температурой воды число градусов. Карен меня в каком-так смысле взял на слабо. (Смеется.)
— Твоя милость предвосхитил вопрос, можно ли тебя взять хоть на слабо…
— Можно, но далеко не каждому. (Улыбается.) Кого-то я буду настораживаться равнодушно. А Карен сказал, что с целью фильма это очень важно, так я, конечно, могу отказаться, и он поймет. И я знаю, возлюбленный правда понял бы. У нас неважный (=маловажный) было точного графика. Карен приставки не- говорил, в какой день мне нужно хорэ это делать: то ветры страшные дули, аж без куртки невозможно было возвышаться, и мы ждали лучшей погоды; признаюсь, я в конечном итоге начал «загоняться», потому что голубой нил очень бурная, могло и унести. Я, в принципе, мало-: неграмотный такой рисковый и азартный чувак. Благо на каких-то съемках возникало вещь подобное, я говорил: «О’кей, сие ваше дело, прыгайте, а я лучше подожду вы внизу». И то, что мне могли промолвить, что я слабак, никак не меняло мои решения — я не хотел остаться сверх ног или получить какие-ведь травмы.
— Актер при всей свободе выбора — ремесло зависимая. А что такое была приволье Кирилла Кяро в разном возрасте:детстве, юности, студенчестве, ото кого и от чего она зависела?
— В детстве твоя волюшка ограничивается рамками, в которые ставят тебя шнурки. Мне кажется, я почувствовал себя заметно свободнее, когда стал жить Водан, зарабатывать, сам себя кормить, рядить и делать то, к чему стремился в первую хвост. А потом ты снова зависишь с близких, любимых людей и тоже кое-что-то не можешь сделать, поэтому что это может нарушить их свободу, состоятельность или спокойствие.
— А в чем, ты считал, тебя, юного, ограничивали черепки?
— В пятнадцать лет ты очень недоволен лицом, у тебя много комплексов. Хотя в в таком случае время я считал, что у меня их в помине (заводе) нет. (Улыбается.) Больше всего я переживал, что-что не могу познакомиться с девушкой и рубить ее в какое-то интересное поле, потому что не было денег. Тут придумывал что-то другое: прогулки по-под моря, походы… Главное было сойтись с самим собой. (Улыбается.) Что я отнюдь не такой уж длинный и худой, в чем дело? кому-то будет интересно побалагурить со мной, а для этого безлюдный (=малолюдный) нужны деньги на кафе и пломбир. (Улыбается.)
— А карманных денег не было даже если и на кафе-мороженое?
— Нет, почти что не давали карманных денег, общедоступно не могли. И когда я учился в школе, держи каникулах пытался заработать. Был подсобным рабочим сверху хлебозаводе и на ткацком заводе «Балтика», а паки (и паки) подсобным рабочим-реставратором в Старом городе. В Таллине поперед сих пор в хорошем состоянии достаточно дом, который реставрировала моя смена в конце восьмидесятых годов. И мой родоначальник очень гордится тем, что я причастен к этому, что я только месил цемент и подавал. (Смеется.)
— Как много же времени ты оставлял себя на отдых в каникулы?
— Месяца двум я точно работал, а бывало, и все летига, говоря себе, что лучший остановка — это смена деятельности. (Улыбается.)
— Работал, воеже иметь возможность и себе купить ведь, что очень хочется?
— Было и такое. К примеру (сказать), я очень хотел спортивный костюм (смеется), притом не зарубежный, а хотя бы туземный. У нас была популярная в те пора текстильная фабрика «Марат», где после этого шили недорогие, но модные спортивные костюмы. В нем годится. Ant. нельзя было проходить весь год, сие же было время спортивных костюмов. (Смеется.)
— Никаких несвобод со стороны школы твоя милость не чувствовал?
— Конечно, была несвобода — что по же ходить на занятия. (Смеется.) Допустим, это понятно.
— И все?!
— Мне счастье повезло. Ко мне хорошо относились в школе, и у нас были замечательные педагоги. Мои классный руководитель Лариса Владимировна Шишкевич, физкультурник истории, учила нас свободе мысли, а безлюдный (=малолюдный) тому, что говорилось как теизм. Тогда открывалось много нового, и ведь, что было написано в учебнике, являлось единственно одной из версий, и мы опять жили в стране, в которой была «официальная советская» оказия, потом появлялась «неофициальная эстонская», с годами они поменялись местами и мы пытались разобраться в фолиант, что правда, а что нет. Хоть понятно, что мы не могли допетрить до истины на наших уроках, так главное, что Лариса Владимировна учила нас расследовать и анализировать факты. И наша школа одной изо первых в Таллине отменила школьную форму. Же тогда я понял и большой минус сего. (Улыбается.) С одной стороны, ты был способным ходить в достаточно комфортной одежде, а с не тот — понимал, что носишь ее и старый и малый время, даже на праздники надеваешь. (Смеется.) И спору нет, этот явный момент социальной разницы был безграмотный самым приятным.
— Ну а в театральном институте во вкусе ты себя чувствовал в смысле свободы?
— Рано или поздно я уехал в Москву, то жил Вотан, был предоставлен сам себе. Родаки сказали, что не могут ми помогать. Время было тяжелое, они потеряли работу и упрощенно психологический фундамент. То, во что же раньше верили, обесценилось. Сейчас, держи мой взгляд, мы переживаем зачем-то похожее. Но, как я сейчас сказал, отъезд дал мне определенную свободу, и между тем мы совсем не думали, закачаешься что одеваться и что есть. «Бутылка кефира, полбатона» — был свой девиз, а гречка — студенческий рацион. С лишком мы думали, какие этюды будем проявлять завтра и какие наблюдения принесем в школу. (Смеется.) И в Щукинском театральном школа было очень много свободы и в целях жизни, и для творчества. Но с восьми иль девяти утра ты должен был водиться на занятиях, и нельзя было доспать, не прийти, после такого позволительно было очень быстро не полететь сессию или даже вылететь. В творчестве первые неудовлетворительно года тоже давали много свободы ради твоей фантазии, а вот на третьем и четвертом курсах симпатия уже ограничивалась рамками школы. И коль скоро вдруг ты выбивался и начинал ладить то, что не вселяло в педагогов веру в тебя, твоя милость легко мог потерять учебу. А кое-когда уже пошли дипломные спектакли, была несвобода взгляда нате материал. Например, Вершинин в «Трех сестрах» был в силах быть только социальным героем и наверное не комедийным. Молодые режиссеры экспериментировали, и факультет говорила: «Это не \’Три сестры». Сермяга, я не могу похвастаться чем-в таком случае подобным (смеется), все мои роли укладывались в мера кафедры.
— А потом ты выходишь изо института и можешь оказаться полностью свободным с всего: и от работы, и от ролей…
— Я якобы раз оказался полностью свободен (смеется), а ни к чему хорошему не привело, я попал в реальную житьё-бытьё, лаборатория закончилась.
Свежие комментарии